— Нет, хорошо, — бросила она через плечо, стараясь не смотреть на Рэндалла.
— Рэнди, боюсь, у твоей жены усталый вид, — сказал Джефри.
Тут на горизонте появилась тетя Джейн, и Джефри двинулся ей навстречу, бросив «зятю» напоследок:
— Возможно, тебя удастся уговорить ее поехать домой.
Рэндалл и Флоримел смотрели, как Джефри, лавируя между столами, ловит тетю Джейн и уводит в противоположном направлении.
— Возможно, твой брат прав, — сказал Рэндалл, садясь на стул тети Джейн. — Поедем домой?
— Спасибо за заботу, — откликнулась Флоримел. — Но мне хочется еще посидеть.
— Принести тебе чего-нибудь выпить? Безалкогольного, я хочу сказать? Или чашку чаю?
И как только он может сидеть рядом с ней и быть таким милым и вежливым, после того что она ему наговорила? После того как вела себя словно ревнивая стерва и чуть ли не в лицо ему бросила, что он хочет оставить ее ради Синди? Почему не уехал, не бросил ее, не забыл о самом ее существовании?
— Нет, спасибо, мне и так хорошо.
— А поесть чего-нибудь? Не забывай, тебе надо есть за двоих.
Сам Рэндалл во время той, с позволения сказать, «дискуссии» держался весьма спокойно и рассудительно. А она, Флоримел, не могла вспомнить, что когда-либо в жизни вела себя настолько отвратительно. Не просто как «вспыльчивая» или «раздражительная», но и еще как бессовестная особа. Ей даже думать не хотелось о том, какое мнение составил о ней Рэндалл. Сначала она сказала родителям, что вышла замуж — хотя ничего такого не было. Затем заявила им, что Рэндалл — отец ее ребенка, что также не соответствовало истине.
Должно быть, ему это все кажется сущим бредом — раз уж это кажется бредом ей самой. И тем не менее Рэндалл не стал донимать ее расспросами. Он с уважением отнесся к ее желанию сохранить все в тайне, несмотря на то что из-за этого ему пришлось играть роль будущего отца семейства. Что бы он сделал, расскажи ему Флоримел правду, объясни она причину всего этого безумного предприятия? Понял бы он ее резоны или решил бы, что она действительно сумасшедшая?
— Нет-нет, — сказала она, покачав головой. — Спасибо, не надо.
Флоримел ощутила страх при мысли, что придется поддерживать беседу с Рэндаллом. Как она может сидеть тут и болтать с мужчиной, которому в глаза боится посмотреть от стыда? Но страх оставил ее: к ним подошел отец.
— Вы — следующие.
— В каком смысле? — спросила Флоримел, несколько обиженная на отца за давешние высказывания в адрес беременных женщин.
— Фотографироваться, — ответил тот, делая им жест встать. — Фотограф вас ждет.
Воспользовавшись случаем, родители решили сделать снимки всех членов семьи.
Рэндалл взглянул на Флоримел и пожал плечами. Поднимаясь, он галантно подал ей руку.
— Ну как, пойдем?
Пока они шли по залу туда, где фотограф расставил свое оборудование, Флоримел ощущала прикованные к ним взгляды. Довольно неприятно думать, что все говорят о них, но чувствовать себя непривлекательной в слишком тесном платье было еще хуже.
Фотограф оказался профессионалом, всю жизнь проработавшим с людьми, и теперь он так весело шутил, что все вокруг смеялись. Все, кроме Флоримел и Рэндалла. Фотограф несколько раз снял их в разных позах, веля улыбаться. Флоримел старалась как могла, но ей было очень тяжело улыбаться, поскольку Рэндалл сидел слишком близко, его колени касались ее колен, и ее рука лежала в его руке.
— Еще один, последний, снимок, — сказал фотограф, глядя в видоискатель. — И улыбнулся из-за камеры Рэндаллу. — А не поцеловать ли вам вашу очаровательную жену?
— Что? — задохнулась от испуга Флоримел.
Только она подумала, что дела идут хуже некуда, что ей неловко и неуютно, как никогда в жизни, — и тут же все немедленно стало еще хуже!
— Мне… мне кажется, что это плохая идея, — проговорила она.
— Ой, да что ты, Флори! — откликнулась ее кузина Патриция, обнимая своего мужа Питера. — Мы поцеловались, и ничего.
— Давай-давай! — крикнул дядя Брайан. — Не строй из себя недотрогу!
Ей хотелось извиниться, что-нибудь придумать, лишь бы избежать поцелуя. Но когда Флоримел посмотрела в глаза Рэндаллу, с ней что-то случилось: она немедленно забыла обо всем, что было вокруг, о смехе и шутках и, тем более, о нацеленной на них фотокамере.
В его темных глазах горел огонь, который вызвал в ней немедленный отклик — внезапно пробудились к жизни все давно подавляемые желания. В этот момент стало неважно, какие роли они играют и кем притворяются. Важно было только то, что она видела в его глазах. Только это было правдой.
— Рэнди, — прошептала Флоримел, когда его губы прикоснулись к ее губам.
И внезапно земной шар прекратил свое вращение и жизнь остановилась. Все — ветер, вода, земля, небо — исчезло, не осталось другой реальности, кроме реальности теплых губ на ее губах. Флоримел тонула в этом поцелуе, никогда прежде она не знала такого.
Рэндалл обнял ее за талию, но ей хотелось быть еще ближе к нему. Жар его губ, прикосновение его языка были словно сильнодействующий наркотик, который взорвал ее изнутри, превратил ее кровь в жидкий огонь. Это был не поцелуй, это был поединок, в котором проигравший выигрывал.
К тому времени, когда кончили целоваться, оба тяжело дышали. Флоримел не знала, сколько прошло времени — мгновение, час, век, — но каким-то инстинктом осознала, что теперь разговоры об их семейных проблемах умолкнут.
— Да… — пробормотал фотограф, доставая из кармана носовой платок и утирая лоб. — Ну и снимок выйдет…